понедельник, 26 октября 2015
Кто поднимает запись просто ради того, чтобы заменить начертанного с пьяных глаз Островского на Гончарова — тот я.
читать дальше«Обломова» Островского Гончарова и «Дюну» Френка Герберта можно считать краеугольными камнями фэтфобии в мировой литературе. Обломов полный — и уныло-ленивый. Харконнен полный — и моральный архиурод. Мне пофиг, но если кому надо для социологии — дарю на заметку.
А вообще я про другое хотела написать.
В моей жизни были две книги, которые я больше всего хотела бы проиллюстрировать. «Бегство Земли» Карсака и «Клон-Кадр» Тетерского.
А в этом году их стало четыре. Сперва прибавилась «Ложная слепота». А теперь — «Дюна». Из всего перечисленного «Дюна», будучи даже и экранизированной, в иллюстрациях нуждается меньше всего. Но это, на самом деле, неважно.
Каждая из них задела что-то очень интимное.
«Бегство Земли» — книга моего двенадцатилетия. Взаимоотношения с которой так и остались полностью бесконтрольно-интимными, на уровне самых ранних и древних каких-то архетипов, не поддающихся никакому умному анализу. Чистый термояд. Нечто, полностью определившее мои самые глубинные и животные интуиции в поиске литературы по запаху на всю оставшуюся жизнь.
«Клон-Кадр» — вещь, прекрасно вписавшаяся в мои двадцать четыре. То, что впервые за много лет было проглочено за пару вечеров чтения с головной болью и температурой, вопреки им. Книга, сама по себе полная бессильной злости ещё молодого, но болеющего организма. То, что я искренне и в самой приватной беседе порекомендовала бы всем, кого подростковый бунт затопил в возрасте старше двадцати четырёх. Потому что подростками они положили все те же самые силы на то, чтобы сберечь лицо, никого не подставить, не сбить прицел, продемонстрировать выдержку, стальное самообладание. А потом взорвались — в двадцать пять — всеми демонами, которых не позволили себе раньше.
«Ложная слепота» оказалась спутанным, смятенным признанием самому себе ночью, с обхваченной руками головой. Когда понимаешь, что всё ещё можно исправить — но только не той методой, в которой так долго тренировался годы напролёт. Что есть прямой путь, вот только он на то и прямой, что — как настоящий внутренний орган — гораздо мокрее и реалистичнее своего социально эстетичного выставочного макета.
Ну а «Дюна»... Что «Дюна»? Она — как говорящий флешбек в собственное прошлое среди бурнусов и очень горячего асфальта в арабских городах. Пустынное мусульманство, явно взятое за основу, плюс такие же слабые, рассеянные воспоминания о возгласе «Махди!» из колонок телевизора. Потому что кто-то в доме смотрел «Дюну», а я просто сновала рядом, не особо вглядываясь в экран. И не зная, что сейчас в мою долгосрочную память сыпется тот червь и тот песок пустыни, которые в двадцать девять суммируются воедино с впечатлениями от реально прожитого Триполи , прожитой Гизы и египетских пирамид.
К ней можно сделать очень вкусные иллюстрации - такой простор для фантазии)
Меня чертовски задели образы Швондера и Каннингема.
А Китона я бы нарисовала с чувака, который первым когда-то сказал мне про эту книгу.